Поединок страстей - Страница 40

У меня с глаз будто падает пелена, которую я сама старательно удерживала все эти годы. Да-да, я добровольно пребывала в заблуждении и не решалась осуждать Гарольдово бездушие, находя ему сотню объяснений. Хотя… Можно ли доверять мнению Джошуа? И не совершу ли я очередную ошибку, если надумаю резко изменить жизнь?

– Более того, складывается впечатление, что, несмотря на всю его правильность, Гарольд толком не знает, чего хочет от жизни, поэтому периодически срывается, но благодаря изворотливости утаивает эти срывы от близких, – задумчиво говорит Джошуа. – На сей раз ты сумела его раскусить, а в прошлом – я почему-то не сомневаюсь – не раз позволяла себя одурачить.

Хмурю брови и готова бурно возразить, но в памяти вдруг оживают воспоминания о странных корпоративных вечеринках в отнюдь не праздничные дни, на которых Гарольд пару раз задерживался допоздна, и о том, как, бывало, он звонил мне вечером и сообщал, что заехал к родителям и что останется у них ночевать. Поскольку все остальное время мой бойфренд был образцом сдержанности и собранности, я предпочитала не допытываться, правду ли он говорил, и уверяла себя, что должна верить ему. У меня прекрасно получалось не сомневаться.

Задумываюсь о том, сколь мрачная вырисовывается картина, и не желаю признаваться в том, что я была такой дурой. Приоткрываю рот с намерением возмутиться, но Джошуа опережает меня.

– И еще, – говорит он с сосредоточенно-серьезным видом, – у меня такое чувство, что твой Гарольд из породы редких подлецов. Такие, как он, творят разного рода низости нечасто и опять-таки тайно. В этом самое страшное…

– Да как ты смеешь?! – выпаливаю я. – Чернить человека, которого почти не знаешь!

– Я знаю его достаточно, чтобы сделать такие выводы, – твердо произносит Джошуа.

– Конечно, Гарольд не без недостатков! А у кого их нет? Хочешь сказать, что ты святой?! – Не понимаю, почему я так расходилась. Какого черта кинулась защищать Гарольда, если чувствую, как это ни печально, что Джошуа полностью прав. Наверное, все дело в дикой усталости. И в том, что я не успела прийти в себя после вчерашнего и после сегодняшнего разбирательства с Гарольдом. Но более всего на меня повлияла, пожалуй, эта удивительная встреча. Из-за нее я сама не своя. Надо бы разобраться в перепутавшихся чувствах, но пока все не выдавалось возможности.

Джошуа качает головой.

– Нет, я совсем не святой. Недостатков хватает и у меня. Но в одном я твердо уверен: я не подлец. Жизнь неоднократно меня испытывала. Случалось, я был растерян, даже испуган, но всякий раз находил выход, не прибегая к низости. – Какое-то время он молчит, но я чувствую, что он не все сказал, и, затаив дыхание, жду продолжения. – Если у тебя к Гарольду настолько сильные чувства, если ты правда не представляешь себе жизни без него, – приглушенно и медленно говорит он, – тогда ничьи суждения тут не помогут. Но мой тебе совет: еще раз обдумай, до такой ли степени ты к нему привязана. – Вздыхает. – Насколько я понял, ты большая почитательница Ремарка?

Округляю глаза. Разве я говорила ему об этом прямо?

– Гм… верно.

– И читала «Триумфальную арку», возможно, не раз. Помнишь, что подумал Равик о любви, когда пришел навестить пациентку и увидел ее болвана-женишка? «Она не только озаряет радугой мечты серое небо повседневности, она может окружить романтическим ореолом и кучку дерьма».

Оттого, как уместно он ввернул цитату из моей любимой книги, и оттого, насколько я не желаю думать, что все это время восторгалась «кучкой дерьма», на миг лишаюсь дара речи.

Джошуа смотрит на часы и вдруг становится строгим и чужим, и у меня обрывается сердце.

– Мне пора. Безумно не хочется терять тебя второй раз, но… – он разводит руками и поднимается из-за стола, – такова суровая действительность. Надеюсь, что все сложится в твоей жизни наилучшим образом.

Наверное, мне следует что-то предпринять. Сказать, что теперь нам не стоит расставаться, что надо поддерживать отношения и, может… Сердце колотится взволнованно и испуганно, до ужаса жаль, что час так быстро истек, и дорого каждое мгновение, но я не пользуюсь этими последними секундами – сижу и молчу.

Джошуа какое-то время всматривается в меня, заклиная взглядом что-нибудь сказать, после чего, прежде чем я успеваю заставить себя встряхнуться, резко поворачивается, стремительно подходит к стойке, расплачивается и, больше не глядя в мою сторону, торопливо уходит прочь.

Меня охватывает такой ужас, какого я не испытывала даже вчера, когда сидела в вестибюле гостиницы-дворца и наблюдала за Гарольдом и Беттиной. От меня будто оторвали кусок плоти, и, хоть не хлещет кровь и на вид я прежняя, я чувствую себя ущербной, не пригодной для нормальной жизни. Что со мной?

Сижу на месте, совершенно потерянная, и не имею представления ни о том, сколько прошло времени, ни о том, как теперь быть. Из этого состояния меня выводит телефонный звонок. Подношу трубку к уху, не задумываясь, кто это может быть. В голове стучит единственное: это не он, у него нет моего номера. Как тогда…

– Алло?

– Милая, что с тобой?! – восклицает Гарольд.

– Ничего, – отвечаю я. Удивительно, но мне совершенно все равно, почему он встревожился, как понял, что у меня из-под ног уплыла земля.

– У тебя престранный голос. Ты все еще… с ним?

– Нет, – отвечаю я, с тоской глядя на дверь, за которой исчез Джошуа.

– Он тебя оскорбил? – с бесстрашием бойца, готового тотчас вступить в битву, спрашивает Гарольд.

Если бы я сказала, что до сих пор не одна, наверняка он не проявил бы такой храбрости, мелькает в моих мыслях.