– Я расскажу чистую правду, – горячо шепчет Гарольд, сжимая мою руку, словно боясь, что она выскользнет из его пальцев, как кусок мокрого мыла. – Теперь не солгу ни единым словом, любимая.
В моей душе опять все вверх дном. Я уже совсем не понимаю, какие чувства питаю к своему сбившемуся с пути бойфренду, но твердо знаю одно: не простить его, оттолкнуть не смогу.
– Видишь ли, в какой-то момент мне вдруг стало очень одиноко, – начинает Гарольд, перебирая мои пальцы, словно четки. – Показалось, что никто меня не понимает и что привычная жизнь – на первый взгляд столь определенная и благополучная – планета чужих людей, которые по-настоящему не знают меня и не желают знать… – Говорит он, тяжело дыша, видимо признаваться в подобных вещах ему ой как непросто.
Мне становится стыдно и жутко: человеку, которого я считала самым близким, было невыносимо тяжко, а я этого даже не замечала.
Гарольд приподнимает голову и смотрит на меня.
– С тобой подобное когда-нибудь случается?
– Гм… Не знаю. – Задумываюсь. Наверное, все зависит от того, в каком настроении смотришь на мир вокруг. Когда мне бывало плохо, тоже казалось, что Гарольд не вполне меня понимает, но чаще представлялось, что мы неделимы, как бы там ни сложилось, с какой бы стороны ни подули ветра.
– Я попытался было поговорить с тобой, но ты опять выкинула какой-то фокус и расхохоталась, – печально продолжает он. – На том беседа и закончилась. – Глубоко вздыхает и вновь опускает глаза. – Тут-то я и повстречал Беттину. Она правда пианистка и приехала в Ноттингем с группой музыкантов…
– Когда? – спрашиваю я.
– В феврале, – немного поколебавшись, тихо отвечает Гарольд.
В феврале! – эхом отдается у меня в голове. Тогда я и подумать не могла, что над моим спокойным неколебимым счастьем нависла туча. Какая я глупая! До сих пор считала, что роман Гарольда начался лишь в мае.
– Наверное, дело было лишь в моей внутренней потребности неких перемен, хотя бы временных, – так же пыхтя, будто каждое слово причиняет ему боль, говорит Гарольд. – Только поэтому я обратил на Беттину внимание и решил, что легкий флирт с ней пойдет мне на пользу…
Вспоминаю, как в конце зимы я мучительно долго выбирала новый халатик. Хотелось, чтобы и цвет, и фасон, и длина соответствовали вкусу Гарольда. А он, оказывается, в ту пору мечтал о другой. В груди все больно сжимается, и я насилу удерживаюсь, чтобы не разразиться неостановимым оглушительно громким хохотом.
– Я в первую же минуту отметил, что, хоть Беттина и ведет себя весьма необычно, она куда менее привлекательна, чем ты, но тогда меня интересовала не привлекательность… а… сам не знаю что… Дурак! Почему я был так глуп и недальновиден? Почему не сообразил, что если на земле и есть человек, чье понимание мне важно и нужно, то это ты, ты и только ты?.. – Смотрит на меня собачьими глазами и выглядит до того жалким, несчастным и обездоленным, что я, ибо мне раскаиваться не в чем, чувствую себя зажравшимся богачом, выслушивающим мольбы нищего бросить ему кусок хлеба.
Надо бы что-нибудь сказать, но я не имею понятия, что говорить. Сижу и против воли вспоминаю события февраля, марта, апреля. Как бессмысленно и жестоко устроен мир!
– Беттина хитрая каких поискать, – страдальческим голосом продолжает Гарольд. – Я и не понял, как легкий флирт перешел у нас в нечто более… – Спотыкается и кривится. – Даже не знаю, как это назвать.
– Более серьезное? – подсказываю я, стараясь выглядеть спокойной, хоть на сердце лежит камень.
Гарольд быстро качает головой.
– Нет, что ты! Ни о чем серьезном тут не может быть и речи. В нечто такое, от чего не очень просто отделаться…
Внимательно всматриваюсь в его столь знакомое и вместе с тем чужое лицо и криво улыбаюсь.
– По-моему, если люди сами не желают втянуться в такие отношения, ничего подобного и не происходит.
Гарольд берет и вторую мою руку, сжимает обе и легонько потрясает их.
– Я тоже так думал, милая, пока не ввязался в эту историю. – Он взволнованно сглатывает. – Понимаешь, Беттина намекнула, что один ее хороший знакомый мечтает открыть свою фирму, но не нашел подходящего партнера. Не буду вдаваться в подробности, но мне показалось, что это дело как раз для меня… Поэтому-то я…
В изумлении приоткрываю рот, но Гарольд не дает мне произнести и слова. Разжимает пальцы, вскидывает руку и торопливо произносит, будто боится, что я сейчас растворюсь в воздухе и он не успеет объяснить:
– Да, я знаю, это было низко по отношению к тебе, подло, недопустимо, но я уже сделал первый шаг. В смысле, сошелся с Беттиной, за что, клянусь, буду ненавидеть себя всю жизнь. А знакомство с этим типом обещало увенчаться большим успехом. Ты же знаешь, как давно я хочу создать собственную компанию…
Мне настолько неприятно и мерзко, что можно и не мечтать о возможности упорядочить мысли и взглянуть на вещи трезвым взглядом. Меня так и подмывает рассмеяться, но я, поскольку до сих пор поражена признанием Гарольда, изо всех сил держу себя в руках. Какое-то время он молча смотрит в пустоту и покачивает головой, словно видит галлюцинацию и не желает в нее верить.
– И что? – спрашиваю я.
Гарольд вздрагивает.
– Что?
– Познакомила она тебя со своим приятелем?
Он горемычно усмехается.
– Нет. По ее словам, то он неожиданно уезжал, то у него находились срочные дела. – В отчаянии шлепает по кровати ладонью. – И, знаешь, у нее так складно получалось врать, что я до сих пор на что-то надеялся…
Нахмуриваюсь и спрашиваю, произнося слова медленно, будто обессилев после долгой тяжелой болезни: